Описание: демон-хранитель, после предательства своего человека, разрешает тому отрезать себе крылья в честь верности. После чего страдает от ревности к этому человеку и его спутнику. Небольшая зарисовка размышлений, душевные крики падшего демона.
— Прекрасная погода. Мороженое хочу! — он радостно произносит это. Так по-детски, как умею только я. Но говорит он это особенно по-своему, как мне не дано.
Мы гуляем по парку. Горячий воздух душит горло. На улице лето. Июль. День уже близится к концу. Горячее, как это воздух, солнце садится за горизонт. Оно разливает свои золотые лучи по небу. То, жидкое, поддавшись диффузии, смешивается с золотом солнца. Цвет становится каким-то необычайным. Будто в прозрачную воду засыпают золотистую краску и тщательно размешивают.
Ты идешь с ним рядом. Я, как бы невзначай, пряча глаза, держу тебя за руку.
Это позволено только мне. Посему мои глаза опущены. Они смотрят наземь. Не желают воспринимать увиденного.
Где-то внутри от его голоса пронизывает холодная стрела мое сердце. И я замираю. Отпускаю твою руку. Отпускаю и цепь, сковывающая наши руки, громко звенит. Ты оборачиваешься, но, разумеется, не понимаешь, что со мной.
Лгу. Знаешь. Понимаешь. Утверждаешь, что видишь.
Лжешь. Не видишь. Не слышишь. Не чувствуешь!
Прогулка — не прогулка, а пытка. Тебе нравится? На, возьми эти иглы. На, бери, мне не жалко, я пока раскрою плоть, раздвину клетку, что скрывает сердце. Давай, еще немного тонких и незаметных игл.
Понимаешь меня?
Бери иглы. Бери, я сказал! А теперь суй их себе под ногти. Суй, я сказал! Ну, же, трус, давай! Сунь хоть кончик под ноготь и ты почувствуешь то, что внутри меня.
Я отворачиваю голову. Нашу цепь, которая держит нас — никто не видит. Она голубая, полупрозрачная, словно изо льда, гремит, когда я всяческий раз пытаюсь сбежать от тебя.
Да я себе руку отрезать готов!
— Не смотри, — шепчу, еще раз дергая рукой и тут же переплетая наши пальцы. — Все нормально, — я как урод, который прикрывает свое лицо рукой, так же закрываю глаза, в надежде, что ты ничего не почувствуешь и не увидишь.
— Домой пошли, — сунь себе иглу поглубже. До мяса. Ибо голос его, он не приятельский, он собственический.
Почему я должен страдать из-за тебя?
Разве я не жертвовал никогда? Разве я не отпустил его... Того, из-за кого когда-то и ты так же ревновал.
Разве не оттолкнул я его, вернувшись к тебе?! Разве не сильны ли и короче стали наши цепи?!
Да что ты понимаешь!
Вспомни, как резал мне черные ворониные крылья. Вспомни, как я отрекся от ада и рая, чтобы вечно быть хранителем твоим!
И не трогай меня! Отпусти руки мои! Порви! Слышишь? Порви эти цепи! Я готов руками дергать, рваться, уйти... Только... Только не в тот ли день, обнажившись перед тобой, я сам позволил их отрезать. Крылья, мои, чтобы я не смог никуда сбежать.
Крылья. В знак верности.
Я твой пленник, мучай меня! Я люблю боль... Люблю, правда.
И руки наши с тобой переплетены. Переплетены за его спиной. И идем мы домой рядом. Близко. Чувствуя тепло и запах. Друг друга. Холод и мой жар.
И я не за твоей спиной, а рядом. Только в обычные дни прикладываю на себя другую роль.
Где-то в углу. Где-то тихо. С торчащими и иногда кровоточащими обрезками от крыльев. Обрезками, в честь верности и преданности.
Да будь ты с кем хочешь! Только не принадлежи кому-то! Плевать. Плевать кого касаешься, по ком сходишь с ума. Я требую ответной дани!
Лгу. Я не могу. Вежливость... Стыд... Не эгоист же я. Все для тебя. Счастлив. Хорошо.
Но засунь эти игла глубже, продырявь ими руки! Почувствуй!
Как чувствую каждый день или ночь... За спиной. В соседней комнате. Руки. Губы. На теле.
В темноте. Когда день подходит к концу. Когда рвется холодный ветер. Когда срывает он листву, как и ты, срывающий остатки одежды. С меня и небрежно. При тусклом свете. У стены. Совсем негромко, но кажется в тысячу раз слышнее, когда одно дыхание сливается с другим.
Не могу ли я улететь с этим страстным ветром?
Почему терплю все?.. Тварь ли я дрожащая...
Не веры. Ни любви. Только страх. Лишь легкое успокоение. Насмешка. Да зачем я тебе? Не может так быть! Ты что-то не говоришь. Ты что-то таишь. Правду! Скажи.
В тот день мы клялись не лгать...
Все святое в грязь! На растерзанное другим!
Все ценное — на ветер. Разорвать и выбросить из окна.
Настает новый день. И верю, молю, что сон.
Только в открытое окно все наше святое и ценное разлетается к другим. Становится черным прахом и исчезает.
Просто лежу. И уже не вскакиваю.
Отреченный. Без крыльев. Преданный. Знающий место.
Я сильнее всех. Просто ждать, когда скажешь, что же задумал.
Просто надо. Потерпи.
Хоть гниль моя медленно жрет сердце. Кусая, как яблоко. Скоро и я сгнию.
Грешник. Я. Руки мои почернеют.
И солнце, восходящее каждый день сквозь тучи, что собирает растворенные золотые краски с прозрачного неба, освещает тишину комнаты.
Спящего рядом тебя.
Меня. С навеки завязанным ртом, который не должен проболтаться. Сидящего меня, на длинной цепи от тебя, что связывает нас.
Первые лучи ударяют в лицо. Пока ты спишь на кровати, а я сижу на полу, смотря на встречу розовому рассвету, прорывающимся лучам, открытому окну, что впускает прохладный ветер. Ветер, который разбудит его. Того, кто придет утром к тебе греться. Того, от кого мне нужно будет утром скрыться.
Ах, солнце! Помоги мне! Позволь мне! Позволь мне дотронуться до твоих лучей, что сожгут меня, что покроют ту боль. Боль, которая скорчится в боли огня.
— Солнце, — шепчу, снимая повязку со рта, лишь на миг. И, гремя цепью, выбегаю к открытому окну. Тяну руки свои, — О, Солнце! Спаси мою душу! Солнце, дай мне тишины. Солнце! Позволь мне стать волной. Стать тонкой поверхностью моря. Пеной морской! Сожги меня на рассвете, о, Солнце! Прими и сожги! - и руки мои, с цепью, тянутся к ярким лучам, ослепляющим мои глаза. — Солнце, раствори меня в пар! Дай стать легче воздуха! — и из спины вырастают крылья, которые такого же цвета, как и сам воздух. Такие же легкие. Такие же несуществующие. — Солнце... Дай стать ничем...